— Подвал...— послушно повторило полураздетое, грязное, мертвенно-бледное общество.— Подвал...
— За лестницей,— выдохнула миссис Ксавье. Разорванное платье держалось у нее на одном плече, руки покрывали царапины и ожоги.— О, скорее, скорее!
Все кинулись вдоль коридора. Миссис Ксавье открыла тяжелую дверь, которая находилась под лестницей, ведущей наверх. Наталкиваясь друг на друга, каждый торопился поскорее протиснуться в дверь.
— Папа,— спокойно сказал Эллери,— пошли.
Инспектор вытер дрожащей рукой побелевшие губы и последовал за ним. Через густой дым, наполнивший холл, Эллери пробрался в кухню, в темноте обшарил кухонные шкафы, доставая посуду: кастрюли, чайники, кувшины.
— Наполни их до краев водой,— проговорил он между приступами кашля,— торопись. Нам будет нужна вода. Много воды. Неизвестно, сколько нам придется...
Пройдя по коридору к двери, ведущей, в подвал, он крикнул:
— Холмс, Смит! Возьмите воду! — И тут же снова побежал на кухню.
Шесть раз проделали они это путешествие от двери подвала до кухни и каждый раз приносили огромные сосуды, наполненные водой. В ход пошли алюминиевые банки, кухонные тазы, бочонок из-под масла и старый бак для кипячения. Наконец Эллери вслед за инспектором спустился по лестнице в прохладную оцементированную комнату, темную и мрачную, как горная пещера.
— Мешок с провизией внизу? — крикнул он, прежде чем закрыть за собой тяжелую дверь.
— Я взял его с собой, Квин,— отозвался доктор Холмс.
Эллери плотно прихлопнул дверь.
— Кто-нибудь из женщин, дайте мне тряпку, что ли.
Энн Форрест вскочила на ноги. Подойдя к Эллери, она в темноте стащила с себя платье.
— Вероятно, мне оно уже больше не понадобится, мистер Квин,— сказала она, и голос ее задрожал.
— Энн,— воскликнул доктор Холмс,— не снимайте платье. У нас есть мешок для этой цели.
— Слишком поздно,— сказала она весело, но губы ее дрожали.
— Молодчина,— пробормотал Эллери. Он схватил ее платье и начал рвать на полосы, которыми затыкал щель под дверью. Потом он обнял девушку за плечи, и они вместе спустились на цементный пол.
Доктор Холмс ожидал их, держа в руках старое пальто цвета хаки, от которого несло плесенью.
— Я здесь раскопал одно из зимних пальто Боунса, Энн, извините.
Дрожащая девушка накинула на плечи пальто.
Эллери и доктор Холмс подошли к мешку, который им сбросил летчик, и развязали его. Они вытащили несколько тщательно упакованных пузырьков с лекарствами — антисептики, хинин, аспирин, морфий, мази, шприцы, бинты, а также свертки с едой: сэндвичи, копченый окорок, булки, банки джема, плитки шоколада, термосы с горячим кофе.
Мужчины разделили пищу, и некоторое время в подвале не было слышно ничего, кроме звуков, издаваемых жующими челюстями и жадных глотков. Термосы передавались из рук в руки. Все ели медленно, смакуя, не переставая думать об одном: может быть, это их последняя еда на земле... Наконец все наелись досыта. Эллери собрал остатки пищи и убрал их обратно в мешок. Доктор Холмс с обнаженным торсом, покрытым бесчисленными царапинами и ссадинами, медленно обходил всех с антисептиками, промывая раны, перевязывая.
Закончив обработку, он сел на старую корзину из-под яиц и закрыл лицо руками.
Все расположились на ящиках, на угольном ларе, на каменном полу. Сверху падал тусклый свет от единственной лампочки. Рев пожара едва доносился.
Вдруг раздалась целая серия взрывов.
— Бензин в гараже,— проговорил инспектор.— Автомобили сгорели.
Никто не ответил.
Боунс поднялся и исчез в темноте. Вернувшись, он сказал:
— Окна подвала. Я укрепил их старыми металлическими предметами и плоскими камнями.
Никто не ответил.
И так они сидели, поникшие, беспомощные, слишком усталые, чтобы плакать, вздыхать или двигаться, тупо уставившись в пол... в ожидании конца.
Глава 19
Рассказ
Проходили часы. Сколько их прошло — никто не знал, да и не интересовался. В этой темной мрачной пещере не существовало ни дня, ни ночи. Скудный свет единственной лампочки был их солнцем и луной. Люди походили на камни, и только их неровное дыхание говорило о том, что это живые существа.
От тяжких дум у Эллери начинала кружиться голова. Его мысли перескакивали от жизни к смерти, от далеких, почти изгладившихся из памяти фактов к надвигающемуся, пугающему своей неизвестностью будущему. Снова вернулись мысли о неразгаданных убийствах. Все большие сомнения заставляли усиленно работать клеточки его мозга. Он думал о странностях человеческого ума, который, упорно занимаясь решением сравнительно незначительных проблем, в то же время не обращает внимания на более серьезные вещи, избегает их. Одним убийцей больше или меньше — какое это может иметь значение для человека перед лицом его собственной смерти? Думать об этом неразумно, нелогично. Он должен позаботиться о своей душе, примириться со своими богами, а не беспокоиться о таких пустяках.
Но не в силах сопротивляться нахлынувшим на него мыслям об убийствах, он закрыл глаза и, несмотря на усталость, предался размышлениям с прежней энергией.
Прошло много времени, прежде чем он снова их открыл. Ничего не изменилось. Близнецы, съежившись, притулились у ног матери. Миссис Ксавье, закрыв глаза, по-прежнему сидела на пустом ящике, прислонившись головой к цементной стене. Доктор Холмс и мисс Форрест тихо сидели рядом, не двигаясь. Смит развалился на той же пустой коробке, опустив голову, голые руки свешивались между фальстафовскими ляжками. Миссис Уири лежала на куче угля, закрыв глаза рукой. Боунс все так же сидел около нее, скрестив ноги, не мигая, как каменное изваяние.
Эллери поежился и вытянул руки. Инспектор, сидевший на ящике рядом с ним, пошевелился.
— Ну? — сказал старик.
Эллери встряхнул головой, вскочил на ноги и направился к лестнице. Все слегка пошевелились, но довольно безучастно смотрели на него.
Он сел на верхней ступеньке и осторожно выдернул одну из тряпок из-под двери. Клубы густого дыма заставили его заморгать и закашляться. Заткнув снова щель, он, шатаясь, спустился вниз.
Все прислушивались к щипящему реву пламени, который раздавался теперь непосредственно над их головами.
Миссис Карро плакала. Близнецы неловко ерзали, крепко сжимая ее руки.
— Вы не чувствуете, что воздух становится тяжелее? — спросила хрипло миссис Ксавье.
Глубоко вздохнув, все убедились, что она права.
Эллери распрямил плечи.
— Послушайте! — крикнул он. Все посмотрели на него.— Мы находимся у порога исключительно неприятной смерти. Я не знаю, что должен делать человек в подобном положении, когда умирает последняя надежда, но я знаю одно, что нельзя сидеть спокойно, подобно жертве, приготовленной к закланию и безмолвному переходу в другой мир.— Он помолчал.— У нас осталось мало времени, вы знаете.
— А, замолчи ты,— проворчал Смит.— Хватит с нас твоей проклятой трепотни.
— Боюсь, что не хватит. Вы, старина, принадлежите к той категории людей, которые в последний момент теряют выдержку и бьются головой об стенку. Я буду вам очень благодарен, если вы вспомните, что у каждого из вас есть хоть немного гордости, согласуясь с которой надо жить и умирать.
Смит опустил глаза.
— В самом деле,— продолжал Эллери, кашляя,— поскольку вы сочли нужным поддержать разговор, я хотел бы выяснить одну деталь, связанную с вашим тучным величеством.
— Со мной? — промямлил Смит.
— Да, да. У нас с вами настало время последней исповеди, и я думаю, что вы не захотите предстать перед лицом Творца, не очистившись кое от каких грешков.
— Исповедаться? В чем?— бросил толстяк, ощетинившись.
Эллери внимательно посмотрел на остальных. Все прислушивались к их разговору с некоторым интересом.
— Исповедаться в том, что ты подлый негодяй.
Смит, сжимая кулаки, вскочил.
— Ну, ты...
Эллери подошел к нему и толкнул его в мясистую грудь. Смит с грохотом рухнул на ящик.