— Бев, послушайте меня, она не виновата в смерти Рекса! — страшным голосом закричал Шанс.

Лицо Люси превратилось в застывшую маску. Наверное, она заметила на сцене Полхэма и поняла, что предпринимаются энергичные меры для ее спасения.

— Возможно, она его действительно не убивала,— согласился Бев,— но ведь погиб-то он, в конечном счете, по ее вине! Да, да, удар могла нанести и не ее рука, однако мой мальчик погиб из-за этой размалеванной куклы... Убирайтесь, пока не поздно, сейчас туг будет жарко!

— В таком случае я поднимусь к вам и покурю там,— заявил Шанс, для правдоподобия доставая из кармана портсигар.

— Не вздумайте приближаться, мой друг,— завопил Бев,-- иначе я буду вынужден всадить пулю в вашу бедную голову, а мне вовсе не хочется этого делать. О себе я не думаю! Когда я покончу с этим делом, по мне хоть трава не расти! А теперь исчезайте, если только не хотите присутствовать при казни убийцы. Для нее вы ничего не можете сделать, как и ваш приятель, который стоит позади вас. Она убила замечательного парня, героя, которым должна была бы гордиться Америка! При чем тут алиби? Есть старое справедливое правило: око за око, зуб за зуб!

Шанс обливался холодным потом.

Вдруг в конце прохода медленно открылась дверь, и в ее темном прямоугольнике появилась как всегда подтянутая, застегнутая на все пуговицы фигура советника. На голове — шляпа, в руке обязательный зонтик.

Видимо, он не понимал, что здесь творится, но его неведение могло стоить жизни Люси.

— Пусть ваша честь не двигается с места! — заорал Бев.— Вы отец этой девки! Вот и познакомились... Я тоже был отцом моему Рексу. Прекрасно! Вы можете присутствовать при акте возмездия, потому что вы тоже виноваты в случившемся. Это вы воспитали такое чудовище, сделав из обыкновенной женщины эгоистку, которая не любит никого на свете, кроме самой себя.

Вдруг голос Бева осекся, он заговорил робко, нерешительно:

— Уходите... Бога ради, уходите!

Шанс заметил, как в тени перехода за советником появилась миниатюрная, изящная фигурка Шерри Шанс.

Бев закричал в полном отчаянии:

— Шерри, уходите же!

А Шерри, улыбаясь, шла прямо на Бева и весело говорила:

— Вот это мне нравится! Не прошло и двух часов, как вы сделали мне предложение, говорили всякие приятные вещи, я вообразила, что вы и правда без меня жить не можете. Но проходит какой-то час, и вы исчезаете неизвестно куда! Ну-ка, отдайте мне это нелепое оружие, и поедем домой.

— Назад, Шерри, назад! — с отчаянием закричал Бев.

Но Шерри уже обошла советника и приблизилась к Беву.

Шанс затаил дыхание. Он не знал, что может прийти в голову спятившему старику.

— Ну что вы, Бев, если бы я не вмешивалась в ваши дела, это показало бы, что они меня совершенно не интересуют. И, значит, вы ошиблись, делая мне предложение.

— Шерри, Шерри!..— молил Бев.

Но если дело обстоит так, то есть я вас недостойна, я не смогу утешиться до конца своих дней... Уходите скорей! — скомандовала она Люси тихим голосом и тут же спокойно заговорила очень громко: — Мне необходимо поговорить с Бевом, уходите все отсюда!

Она протянула к нему руку и спокойно забрала оружие. Быстро, как стрела, Люси скрылась за дверью. Не выдержав потрясения, Бев Уотсон рухнул к ногам Шерри.

В театр со всех сторон вбегали люди.

Шерри стояла на коленях возле Бева и поддерживала его, чтобы он не свалился с перехода. Только сейчас она посмотрела вниз и крикнула Шансу:

— Поднимайся скорее, дорогой, наверх, у меня силы на исходе...

В ее голосе слышались и смех, и слезы.

Некоторое время театр «Темпест» походил на настоящий сумасшедший дом, в котором царили невероятный шум и суматоха. Здесь метались не только все члены семьи Тауэрсов, но и полиция, работники «скорой помощи», приехавшие за раненым Вудом Мейером, санитары, которые прибыли за Беверли Уотсоном.

Сам Бев стал тихим и покорным и как ребенок соглашался на все, поскольку в лечебницу его поехала проводить Шерри.

Когда волнение немного улеглось, Тауэрсы, Джералд и капитан Полхэм собрались в гостиной Шанса, чтобы обсудить случившееся. Советник сидел, прикрыв глаза дрожащей рукой. Джеф был страшно бледен, но продолжал требовать ответа на все свои вопросы.

Люси успела уже несколько раз повторить все те же подробности. Она находилась на грани нервного припадка.

— Я сразу поняла, что он сошел с ума и задумал меня убить... Сначала он повез меня на набережную, где убили Рекса. Но там оказалось многолюдно. Тогда он решил ехать в театр. Он был совершенно невменяемым. Не он ли сам убил и бабушку, и Рекса?

— Нет! — мрачно отрезал Шанс.

— Я была уже готова к смерти, но когда увидела вас, Шанс, на сцене, а сзади капитана Полхэма, у меня появилась надежда на спасение,— продолжала неестественным, высоким голосом Люси.— Но потом я заметила у вас в руках не пистолет, а сигарету и решила, что все окончательно посходили с ума...

— Люси!

Шанс обратился к ней непривычно грозным голосом, к которому артистка не привыкла.

— Немедленно расскажите все капитану!

— Друг мой, надо ли снова к этому возвращаться? — начала она, нервно дрожа.— Я уже больше не могу... Клянусь, больше ничего не было. Мне не о чем рассказывать...

— Вы рассказали всю правду?

— Да, да!

— И вы не выплачивали Рексу постоянно значительные суммы денег?

— Нет, никогда! Клянусь вам!

— Простите меня,— Шанс повернулся к Полхэму,— что я вмешиваюсь в ваши обязанности, но я в полном смысле слова валюсь с ног от усталости, а с таким грузом на душе я просто не смог бы ни на секунду закрыть глаза.

— Продолжайте, я вас внимательно слушаю,— сразу насторожился Полхэм.

— Разговаривая снизу, со сцены, с этим несчастным Бевом, я внезапно все понял. Временное помешательство Бева, разумеется, не имеет никакого отношения к обоим содеянным преступлениям. И мне открыл глаза на все случившееся случайный жест совсем другого человека...

Шанс подошел к советнику и взял у него из рук зонтик, аккуратно спрятанный в чехол.

— Вам не кажется, что острый конец этого зонтика похож на тот предмет, которым пронзили глаз Рексу и даже проникли ему в мозг? Мы с капитаном видели, как вы собирались пустить его в ход против Бева. Я тогда обратил внимание на то, что вы держали зонтик, как кинжал или нож...

Полхэм взял в руки зонтик и стал внимательно его разглядывать.

Советник потрясенно молчал.

— Кто вам сказал о двери, ведущей на проход? — настойчиво спросил Шанс.— Ведь вы, мистер советник, никогда не бывали ни за кулисами, ни у меня дома! Откуда же вам все это известно?

Советник открыл было рот, но сразу же его закрыл.

Шанс уверенно продолжал:

— Не вы ли регулярно приходили после закрытия театра, чтобы расплачиваться с Хемингуэем?

— Шанс! — закричала Люси.— О чем вы говорите?

Но Шанс жестом приказал ей молчать.

— Нам известно, что за последние три года кто-то передал Рексу Хандлею самое меньшее семьдесят две тысячи долларов. Если ему платила не Люси, тогда кто же? Я только что собственными глазами видел, как советник целился зонтиком в голову Бева Уотсона, защищая Люси... Убежден, именно так он убил Хемингуэя. Прекрасно помню его слова о том, что он заботится только о добром имени своих дочерей. Это совсем не отцовская любовь, а непомерная гордыня, чванство. Скандал в семье мог бы неблагоприятно отразиться на его положении члена правления университета, советника, крупного финансиста. Ради сохранения престижа этот спесивый чиновник способен убить даже родную мать!

Произнося последнюю фразу, Шанс умолк в растерянности, осознав, что она прозвучала отнюдь не иносказательно.

Старый советник напрягся, как струна. В глазах появилось отсутствующее выражение. По-видимому, у него наступил нервный кризис. Во всяком случае, он по-своему воспринял слова Шанса, потому что внезапно заговорил еще более пронзительным, чем всегда, голосом.